Отправляйтесь в захватывающее путешествие с Акацуки и Хару по миру технологических чудес и остатков опустошающей войны, на фоне футуристических городов, Берлина и Нео Багдада. В поиске решений для своих личных дилемм и разгадок своих семейных секретов, брат и сестра оказываются втянуты в сложную сеть событий, которая приводит их на тайный подземный объект. Раскрыв правду о загадочном проекте “Алфаджир Алджадед” (Новый рассвет), они обнаружили неожиданную цель технологических достижений стран Оси. Эта история мягко соединяет в себе художественные геополитические аспекты с футуристическими технологиями и исследует сильные эмоции семейных связей, смешивая неопределенность, семейные узы и нотку научной фантастики. Повествование погружает читателя в атмосферу последствий послевоенных решений и неустанной погони за возмездием перед лицом непредвиденных перемен.

 

Во время посещения Берлина меня посетило вдохновение написать эту историю, соединив аспекты Дальнего Востока, Европы и Ближнего Востока. Эта художественная работа посвящена просто памяти невинных жизней, потерянных в Святых Землях, с надеждой на более крепкий мир и стабильность в этом регионе.

 

Отказ от ответственности: настоящим я заявляю, что все события, изображенные в истории, полностью выдуманы и созданы для целей развлечения и вдохновения. Любое изображение политических событий в повествовании также исключительно художественное и никак не отражает мои личные политические взгляды и мнения.

 

Хоф, Германия

14/11/2023

 

 

В неясном освещении и под аккомпанемент электронных ритмов музыки в стиле эмбиент Хару и Акацуки лавировали в толпе, заполнившей место сбора. Воздух был тяжелым от запаха кожаных курток и ботинок; Акацуки была обеспокоена неопределенностью того, что должно было произойти в этот вечер.

 

Акацуки: “Я сомневаюсь насчет сегодняшнего вечера.”

Хару: “Мы годами тренировались ради этого момента, Акацуки.”

Акацуки: “Что насчет отца? Центральная Разведка только вчера арестовала в Нео Багдаде группу ученых. И как это ты не беспокоишься?”

Хару: “Это не первый раз, когда отец на объекте, и ты знаешь, что гормональную активность нельзя засечь из-под земли. Кроме того, мы не можем пропустить фейерверки в Берлине сегодня вечером. Давай выйдем на свежий воздух.”

 

Хару нежно похлопал ее по плечу, и слабый проблеск надежды снова мелькнул в глазах Акацуки. Они прошагали по пульсирующей танцплощадке, дойдя наконец до массивных ворот с электронным замком-экраном. Над ним маячил голографический логотип свастики, вызвавший у Акацуки смешанное чувство гнева и пессимизма.

 

Хару прошептал ей на ухо: “Не беспокойся, Акацуки. Все закончится и нам засветит новое солнце.”

 

Акацуки кивнула, испытывая ощущение хрупкой надежды, провела большим пальцем по тачскрину замка, и на нем высветилось ее имя и реквизиты для входа по коду ДНК.

 

“Гормональная активность: “Угрозы нет”. На базе Тамашии Текнолоджиз,” было написано под экраном. Ворота медленно распахнулись, и брат и сестра вышли на улицы Берлина.

 

Город пронизывала живая радость, люди смеялись, праздновали и пели, танцуя на улицах. Акацуки посмотрела на часы на запястье: они показывали 23:40, оставались считанные минуты до 22го Века.

 

Для возвещения прихода нового столетия была запланирована великая речь, произносить ее должен был Фюрер, а следом за ним должен был выступать Император Японии. Они подошли к Бранденбургским Воротам за считанные минуты до начала отсчета. Брат Акацуки, Хару, вытащил фиолетовую таблетку из кармана, заставив Акацуки тут же в страхе схватить его за руку.

 

“Еще рано, Хару!” настояла она.

 

“За смерть нашей матери,” сказал он.

 

Она повторила: “Не сейчас,” и показала на офицеров-нацистов в голографических сканирующих очках – ведь Тамашии считывает биометрическую информацию граждан при каждом ударе сердца.

 

Когда часы показали почти полночь, толпа начала считать на немецком, zehn, neun, Acht… С каждой цифрой сердце Акацуки бьется в страхе, ее тревожит неопределенность того, что случится сегодня вечером.

 

Когда отсчет достиг нуля, небо над Берлином взорвалось эффектными фейерверками. Дроны из светового шоу выстроили фигуры, похожие на два нуля, символизировавшие 2100 год.

 

Акацуки смотрит на розовые Фейерверки над Бранденбургскими Воротами и закрывает глаза, полные слез, вспоминая живые образы из детства, проведенного с матерью.

 

Она вспоминает, как была ребенком и лежала под розовыми деревьями сакуры в Киото на руках матери, как она чувствовала тепло материнского дыхания у себя на лбу, как пальцы матери мягко расчесывали ей волосы.

 

Мать показывает на дерево и просит ее вообразить, будто между розовыми цветками яблоки, Акацуки смеется и отвечает, что если бы на деревьях сакуры росли яблоки, они бы были розового цвета, мать улыбается и продолжает рассказывать ей историю о яблоне сэра Исаака Ньютона.

 

Ее воспоминание было внезапно прервано речью Фюрера. Он стоял перед Воротами, обращаясь к горожанам.

 

“Граждане Немецкой Федерации Европы,

Мы начнем век, заново объединившись. Мы начнем этот век с мечтой об объединении Европы под немецким флагом, которая стало реальностью и снова стала нашим настоящим и мечтой ...

начал он, и голос его затихал вдали. Мысли Акацуки уплыли к другому моменту в прошлом, к историям матери о научных достижениях.

 

Акацуки пытается ухватить суть концепции гравитации, которую объясняет ей мать, и они погружаются в беседу о том, как в 2040 году ученым с помощью Тамашии удалось создать технологию антигравитации. Маглеву, который ходит между Токио и Нагоей, больше не нужны рельсы. Акацуки восхищается этим открытием, и ее мать с гордостью рассказывает ей о том, что она также принимала участие в этом проекте.

 

И снова воспоминания Акацуки были прерваны, на этот раз речью Императора Японии.

“Со времени нашей победы в войне, много лет спустя после нашей потери, мы научились терпению, тысячи душ были убиты взрывом атомной бомбы. Однако, мы проводим годы, развиваясь, вынося уроки из наших ошибок, и совершенствуясь в технологическом направлении.

Как мы дали жизнь Тамашии, так она вернула жизнь нам.

Любовь, Ненависть, Гнев, Доброта – все это ответы на гормональную активность в Человеческом Теле,

 

Тамашии может прочесть и обнаружить их все, любая биологическая активность в теле распознается и переводится в цифровой код внутри Тамашии, она регистрирует Гормональную Поведенческую активность, и с помощью этого процесса мы смогли определить солдат, тех, кто испытывает страх, и тех, кто храбр, засечь передвижения врага на поле битвы, однако, наш враг был храбр и яростен, так что мы дали ему глотнуть его собственного яда.”

 

Дыхание Акацуки становится тяжелым

Император продолжал воодушевлять толпу:

“отомстить за павших”,

Ее сердце бьется в гневе, а щеки пылают алым.

Его слова мрачно разрезают воздух:

“Отомстить за павших в Хиросиме и Нагасаки 155 лет назад”

 

Нацистский солдат заметил ее необычную гормональную активность, и из его очков послышался голос Тамашии: “Обнаружена угроза, оставайтесь на месте для возможного вмешательства в борьбу с преступностью.”

 

Хару увидел, как Акацуки расстроена, и мягким движением притянул ее голову к своей груди, одновременно прикрыв ей уши, чтобы успокоить.

 

“Угроза Нейтрализована”, отрапортовала Тамашии.

 

Прижавшись к груди Хару, Акацуки почувствовала себя спокойнее, и снова вернулась к своим воспоминаниям.

 

Акацуки прервала Созерцательное настроение своей Матери

“Мамочка, так же как и яблоко, если птицы сядут на дерево, то их перья тоже станут розовыми!”

Ее мама смеется, тянется к наручным часам и просит Тамашии воплотить то, что она сказала, вспышка голографического луча вырывается из наручных часов в направлении дерева и печатает голографическое изображение дополненной реальности розовых яблок и птиц на Сакуре в Дополненной реальности.

 

Это был последний раз, когда она видела мать до взрыва, незадолго до того, как началась Третья Мировая Война, не все ученые стран Оси согласились создать Атомную бомбу, среди них была и ее мать, так что она убедила мужа сбежать в Вашингтон, японское правительство заподозрило их в Предательстве, так что перед побегом на территорию врага они забрали детей и перевезли их в Берлин, чтобы их не нашли, в то время как одна из стран Оси разрабатывала в Токио бомбу, союзники работали над подобным проектом в Нео Багдаде, ее отец переехал в Ирак, чтобы помогать в проекте, однако чувство морали ее матери не изменилось, и  она осталась на Американской земле.

 

Но на этот раз страны Оси “научились на своих ошибках” и завершили создание бомбы раньше своих врагов,

математическая модель Тамашии Спрогнозировала, что это было единственным способом завершить войну, все расчет тамашии сводились к проигрышу в войне, если не сбросить бомбу.

 

Но Тамашии понимает сложную математику, а не мораль.

 

На этот раз это были не Хиросима и не Нагасаки. Это были Москва и Вашингтон,

 

Не выжил никто.

 

Акацуки повернулась к брату и сказала: “Хару, сейчас, я уже больше не могу это терпеть.”

 

Существовало только два способа спрятаться от детектора Тамашии, одним из них было попасть под землю, чтобы невозможно было засечь тепло химических реакций в теле человека, или же можно было принять фиолетовую таблетку невидимости, этот препарат нарушает гормональную активность в теле человека таким образом, что мешает Тамашии считывать информацию.

 

Хару достает из кармана фиолетовую таблетку. Он глотает ее и начинает пробираться через радующуюся толпу к пушкам фейерверков.

Император продолжает

“Она Защищает нас от темной стороны человечества, она Охраняет нас, когда мы спим, она может прочесть все, что в наших мыслях и сердцах.

мы отомстили за павших, мы сражались бок о бок с Тамашии с момента ее рождения, она захватила тех, кто намеревался совершить преступления, вычислив их по гормональному уровню, она смогла прочитать их чувства планирования и мести, но Тамашии не только отображает гормональную активность, которая определяет намерения человеческого существа, она отображает оценку возраста, слабости, болезненности, вероятность выживания и спасения жизни от Смертельных Заболеваний.

Таким способом мы смогли создать утопию, где отсутствует преступность, которая процветает в здравии под руководством стран Оси.”

 

Акацуки командует в микрофон: “Сейчас!” Хару успешно проникает к системам пушек и переводит их на Императора. Какой-то бдительный нацистский солдат засекает движение и быстро нейтрализует Хару перед самым выстрелом. Солдаты тайного сопротивления не остаются в стороне от происходящего – они достают оружие и вступают в ожесточенную перестрелку с нацистскими охранниками.

 

Хару теперь лежит на земле с тяжелыми ранами и выкрикивает: “ВПЕРЕД ВПЕРЕД!” Акацуки колеблется, разрываясь между желанием остаться с братом и необходимостью завершить миссию. Хару решительно настаивает, чтобы Акацуки спасалась, и просит ее отправиться в Багдад, чтобы спасти его и вернуть их мать. Переполненная чувствами, Акацуки выражает свою тревогу, пытаясь прояснить, что он задумал. Наступает замешательство, когда она спрашивает, как он хочет, чтобы она вернула ее мать, когда та не пережила взрыва.

 

Во всем этом хаосе звучит приказ Штаба Сопротивления немедленно эвакуироваться. Акацуки в слезах и с оружием в руках быстро бежит к вертолетной эвакуационной площадке, отстреливаясь и вытирая свободной рукой слезы. Поднявшись на борт воздушного средства, она видит вдалеке брата, истекающего кровью. Хару стойко успокаивает ее: “Не беспокойся, придет новый рассвет и мы начнем все сначала.”

 

Через несколько часов Акацуки прибывает в Нео Багдад, где раскинувшийся городской пейзаж гордо демонстрировал летающие машины, возвышающиеся башни небоскребов, голографическую рекламу, обширные водные оазисы, в которых отражался сверкающий золотой песок пустыни, а в блестящем покрытии мечетей виднелись восточные здания.

 

Сопротивление дало ей инструкции пойти в кафе возле большой мечети. Когда она пробиралась по узким улочкам города, ей в глаза бросился резкий контраст между современными технологиями и сохранением более простых традиций.

 

Зайдя в кафе, она увидела человека с ярко выделяющейся внешностью – лысого, с густыми черными бровями и усами. Мужчина сидел в углу за партией в кости и курил кальян. Он взглянул на ее заметную черную кожаную куртку и высокие ботинки в берлинском стиле, на цепочки на запястье, и узнал японскую гравировку на пистолете. В этот момент он понял, что это его дочь. Она поприветствовала его, “Салам”, он предложил ей присесть рядом, и они сидели, глядя на вид на небоскребы, открывавшийся из большого окна.

 

Он вдыхает дым, выдыхает.

 

Она осторожно обращается к нему

 

“Для человека, который потерял сына несколько часов назад, ты выглядишь спокойно”

 

Он продолжает курить

 

“В конце концов, я все еще не могу простить тебя за то, что ты бросил мать. Что еще более удивительно, Хару утверждает, что она все еще жива и что мы можем вернуть ее! Что бы это значило?”

 

Он на мгновение замирает

 

Ты помнишь историю из Корана, которую я рассказывал тебе в детстве?

 

Стараясь не плакать, она согласно кивает.

 

- Моисей сказал Хидру “Могу ли я последовать за тобой, чтобы ты научил меня чему-то из тех знаний (руководству и истинному пути), которым тебя научил Бог (Аллах)?

 

Он (Хидр) сказал: “Воистину! Ты не сможешь меня вытерпеть! И как можно иметь терпение относительно того, чего ты не знаешь?”

 

Моисей сказал: “Если Аллах захочет, ты посчитаешь меня терпеливым, и я не ослушаюсь тебя ни в чем.”

 

Так что, моя драгоценная дочь, я прошу тебя иметь веру и терпение.

 

Он встает и подходит к окну, вглядываясь в небоскребы.

 

“то, что мы однажды считали проклятием, затем обернулось благословением. Это был мудрый божественный замысел с самого начала”

 

Она наклоняется вперед, пытаясь понять его слова.

 

“Нефть”

 

Нео Багдад появился как один из богатейших городов поствоенного периода благодаря успешному развитию стран Оси в области энергии ядерного синтеза. Тем не менее, это технологическое достижение остается исключительным правом стран-победителей. Союзники, столкнувшись в продолжающейся зависимостью от традиционных источников энергии, прежде всего, от нефти, оказались в уязвимом положении. После нефтяного кризиса в 2050 году, Багдад стал единственным поставщиком нефти Союзникам.

 

Она медленно подняла голову: “Что полезно одному, то вредно другому.”

 

“А ты все же умный ребенок.”

 

Он замечает далеко на горизонте армаду воздушных судов, быстро приближающихся к небоскребу, и торопит ее: “Они ищут тебя, быстро, пойдем!” Они быстро бегут по узким улочкам старого города, до большой центральной мечети. “Быстрее, отсюда!” Он открывает крышку вентиляционного канала и ведет их внутрь. “Тамашии не сможет засечь нас здесь”, успокаивает он.

 

Они пробираются по вентиляционным туннелям под эхо звуков преследующих их солдат. Когда они подбегают к выходу, мужчина сильным ударом ноги выбивает задвижку и приводит их в просторное подземное помещение, где полно ученых в белых халатах и которое охраняется военным персоналом.

 

Она выпрямляется, медленно поворачивается к надписи на стене на арабском и читает: “Проект Алфаджир Алджадед” (Проект Новый рассвет).

 

“Итак, это здесь делают бомбу?” спрашивает она. Когда она подходит к главной комнате реактора, охрана пытается остановить ее, но мужчина подает им знак пропустить ее внутрь. Заглянув в комнату, она обнаруживает высоковольтную сеть, подключенную к активной зоне реактора, расположенного на платформе с операционным рычагом. Ее глаза расширяются от удивления.

 

“Это не бомба”, удивленно распахивает глаза она.

 

 он улыбается. “Нет, это машина времени.

 

“Так вот почему Союзники проиграли войну; им нужно было больше времени на постройку машины, они думали, что только так смогут защитить страны Оси. Чтобы начать все сначала и не дать им создать Тамашии.”

                                                                                    

Стивен Хокинг всегда мечтал об этом дне.

 

Том дне, когда мы соединим общую теорию относительности и квантовую механику в единую Теорию Всего,

мы достигли всего, что он хотел, и это стало основным действующим уравнением Нового Рассвета.

 

Мы с твоей матерью посвятили наши жизни воплощению этой мечты, и теперь это стало единственным способом вернуть ее и начать все сначала.

 

Вот почему мы назвали тебя Акацуки.”

 

“Рассвет”

 

Внезапно мощный взрыв сотрясает двери помещения и врывается спецназ стран Оси, превращая некогда секретную локацию в хаотичное поле битвы. Он вытаскивает пулю и кричит: “Включай ее сейчас!”

 

Без колебаний она бежит в комнату управления и быстро тянет за рычаг. Активная зона начинает испускать голубое излучение Черенкова. Спокойная улыбка появляется на ее лице, когда она смотрит на лучи радиации, вспоминая воплощение дерева Сакуры из голографических лучей.

 

Однако, угрожающее объявление портит момент. “Критичный уровень энергии, сбой системы, перегрет железный стержень. Эвакуируйте всех из помещения немедленно!” Несмотря на ужасную ситуацию, она не сдерживает слезу радости и спокойствия:

 

“Мама, я иду.”